Читаем без скачивания Вестники времен [= Знамя над Тауэром] - Андрей Мартьянов

…Мишель, хоть его и предупреждали, незамедлительно бухнулся на правое колено, оруженосцы среагировали секундой позднее.

Элеонора в притворном отчаянии всплеснула руками:

— Молодые господа, что ж вы делаете! Поднимитесь, поднимитесь тотчас! Беренгария мне сказала, будто у вас какое-то письмо от Джона. Что он еще натворил?

Казаков ахнул, а Гунтер поперхнулся воздухом. Оказывается, смазливая красотка со взглядом, в котором тонко перемешались благородная возвышенность и тщательно скрываемая блудливость, та самая девица, которая ничтоже сумняшеся обвела вокруг пальца зловредную аббатису, и есть знаменитая дочь короля Наварры Санчо Мудрого, принцесса Беренгария. Невеста Ричарда Львиное Сердце. Вот тебе, бабушка, и день святого Ремигия.

Темноглазая Беренгария вышла в соседний покой, скорее всего, не желая мешать своей покровительнице и будущей свекрови разговаривать о делах. Элеонора же буквально за локти подняла сэра Мишеля, усадила его на жесткий стул, приказала сделать то же самое оруженосцам и налила всем вина, оправдывая свои неприличествующие королеве действия тем, что она здесь единственная взрослая женщина, способная позаботиться о молодых мужчинах.

— Вот пергамент, — сэр Мишель выудил из-за пазухи пропахший пoтом свиток с чуть осыпавшимися красными печатями и, склонив голову, вручил его Элеоноре. — Ваш царственный сын, принц Джон, еще велел передать…

— Дайте я вначале прочитаю, — мягко перебила рыцаря королева-мать и, сорвав восковые кругляши, углубилась в изучение лондонской эпистолы. Гунтер подумал, что с возрастом зрение Элеоноры не ухудшилось — она не щурит глаза и держит лист на обычном расстоянии от лица.

Перечитывала она долго, несколько раз подряд. Причем выражение на округлом лике королевы не менялось, и было непонятно, обрадована она известиями с туманного Альбиона или что-то в сообщении принца и государственного канцлера королеве не нравится. Наконец Элеонора бросила измятый свиток на стол и внимательно посмотрела на сэр Мишеля.

— Что ж, чудесно, — изрекла доброжелательная тетушка. — Конечно, действия этого мерзавца Лоншана вызвали лишний шум. Никак не думала, что столь трусливый вор, обманщик и мздоимец посмеет ослушаться короля. И еще… Шевалье, вы, как я поняла из письма, вроде бы являетесь доверенным лицом Годфри де Клиффорда? Он весьма подробно описывает ваши подвиги.

— Счастлив тем, что вызвал удовольствие у вашего величества и сумел послужить английской короне, — куртуазно-нейтрально ответил сэр Мишель.

— Сударь, будьте проще, — слегка раздраженно отмахнулась королева. — Этикет оставьте до лучших времен. Говорите, как умеете, без глупой придворной пышности. Итак, вы — шевалье Мишель де Фармер. Ваш оруженосец… — Элеонора быстро обвела глазами Гунтера и Казакова, остановив взгляд на германце. — Господин фон Райхерт, если не ошибаюсь? В письме сказано и о вас, сударь. Давным-давно у меня был любовник из Регенсбурга, вы мне его напомнили… Кто же третий?

Элеонора Пуату хитро посмотрела на Казакова. Тот попытался обороть смущение безразличием, однако не выдержал взгляда и отвел глаза. В конце концов, он впервые в жизни встретил настоящую живую королеву.

— Вы, наверное, сарацин? — осведомилась мадам у Сергея, но тотчас поняла свою ошибку. Вполне европейское лицо Казакова портили чуть широковатые скулы и самую малость узкие глаза. — Простите, если я вас обидела. Нет, нет, не представляйтесь, мне самой интересно отгадать. Англия отпадает. Германцы в большинстве своем либо светлоголовы, либо рыжие, как, например, мессир фон Райхерт. Насчет Испании не знаю, но для итальянца у вас другой тип лица. И потом, вы жутко смущаетесь, это видно. Значит, очень издалека. Фриз? Поляк? Венгр?

— Вы почти подошли к истине, ваше величество, — Казаков, напрягшись, выдал куртуазную фразу, почти не испорченную акцентом.

— Постойте! — эмоционально взмахнула руками королева. — Вы ведь христианин, не правда ли? А ну, осените себя крестным знамением!

Казаков быстро перекрестился. Тремя пальцами. И справа налево.

— Византиец! — восхищенная своей сообразительностью, воскликнула Элеонора. — Нет, не беспокойтесь, я, разумеется, католичка, но благосклонно отношусь к ромеям-схизматикам. Какая разница, мы ведь рaвно почитаем Господа нашего Иисуса Христа?

— Моя родина находится чуть севернее, — медленно сказал Сергей. — И меня очень часто путают с поляками и прочими другими чехами.

— Э-э… — протянула королева, раздумывая. — Интересная загадка. Неужели вы из русов? Моя отдаленная предшественница на троне Франции, королева Анна, дочь Ярислейва, русского герцога, происходила из ваших земель?

— Anna Jaroslavna? — несказанно поразился Казаков, удивляясь, что «эта варварская Россия» хорошо известна и в двенадцатом веке. — Да, помню, дочь князя Киева Анна вышла замуж за короля Франции Генриха I Капетинга. Кажется, полтора столетия назад.

— О, значит, и в моих детях, прижитых от несчастного угрюмца Людовика, течет росская кровь! Впрочем, я очень рада познакомиться с человеком из столь дальних и незнаемых пределов. Вы тоже оруженосец, судя по одежде и гербам вашего сеньора?

— Да, — кратко ответил Сергей.

— Отлично! — в который раз всплеснула руками королева-мать. — Беренгария, дорогая, пойдите сюда, посмотреть на благородного мессира из Киевского герцогства!

Принцесса не замедлила появиться, а потому как от природы была наделена определенной мерой ехидства, церемонно преставилась новому оруженосцу сэра Мишеля (все это сопровождалось постоянным щебетаньем Элеоноры) и не преминула заметить:

— Ах, ваше величество, перестаньте же! Этот мессир от смущения готов провалиться в монастырские подвалы, а они, как известно, полны вина. Поберегите здоровье молодого киевлянина.

Сергей мысленно сплюнул, однако попытался сохранить невозмутимое выражение. Далее, уже в присутствии Беренгарии, зашел разговор о лондонских приключениях месячной давности. Мишель красочно и ярко расписал подробности свершившегося во благо королевства государственного переворота, рассказал про поимку и дальнейшее повешение канцлера де Лоншана, обмолвился о новых знакомствах и тогда же, невзирая на ахавшую Беренгарию и пылко повествовавшего об английских делах рыцаря, королева тихонько пробурчала под нос фразу, весьма заинтересовавшую Гунтера. Речь тогда шла, во-первых, о Дугале из клана Мак-Лаудов, а во-вторых, о находках в Тауэре.

— Дугал? — думая, что ее никто не слушает, шепнула сама себе королева-мать. — Где, интересно, его носит, негодяя эдакого? И что с бумагами?..

«Элеонора знакома с нашим шотландским громилой? — ошеломленно подумал германец. — Быть не может, я ослышался. А если вдруг?.. Опять мания преследования…»

Мирную беседу прервал громкий и весьма невежливый стук в дверь. Элеонора махнула принцессе, которая, видимо, выполняла при будущей «матушке» роль доверенной служанки (такое частенько случалось при королевских дворах, а если учитывать, что Беренгария происходила из самого что ни на есть захудалого королевства — Наварры, а Элеонора успела побывать королевой Франции и Англии, и заодно была дочерью аквитанского герцога, равного по могуществу многим монархам, то принцессе сам Бог велел прислуживать столь знатной госпоже). Так вот, Беренгария, исполняя свои обязанности, поднялась со стула и приоткрыла створку.

За дверью коричневело мрачное, недовольное лицо благочестивейшей аббатисы Ромуальдины.

— Этот господин, — мать-настоятельница резко дернула головой куда-то в сторону, надо полагать, указывая на человека, стоявшего в стороне, — имел наглость прорываться силой в покои ее величества. Я вынуждена была его проводить, дабы не нарушать тишину обители. И еще. Сеньорита, я накладываю на вас епитимью за ложь перед лицом владетельницы монастыря святой Цецилии. В помещениях, где находятся кладовые, я не увидела того, что вы столь же невинно, сколько и неправдиво описывали. Прочтете на ночь тридцать раз «Отче наш» и во время сегодняшнего праздника не станете кушать мясное.

Преподобная Ромуальдина круто повернулась, не дожидаясь ответа, и зашагала по коридору в сторону выхода из странноприимного дома.

Сэр Мишель и оба его соратника раскрыли рты. На пороге комнаты стоял седоволосый, разряженный в пух и прах недавний знакомец. Ангерран де Фуа.

— Проще отобрать Иерусалим у Саладина, — без всяких соответствующих этикету приветствий заявил он, — нежели попасть к вам, моя королева. Эта жуткая церберша пыталась выставить меня вон, однако я все-таки настоял на своем. Дозволите присоединиться к вашему маленькому пиршеству? О-ля-ля, мессиры, частенько, однако, мы с вами встречаемся! И в самых неожиданных местах…

Мессир де Фуа полушутливо, полусерьезно раскланялся с опешившим Фармером.